– Но рассказ-то юмористический, – еще раз пискнул Иван. Редактор только пожал плечами.

– Это не меняет сути вопроса. Герой рассказа вообще не знает магии, – и, тем не менее, умудряется одолеть опытного соперника на его поле. К тому же фактически, случайно найдя подсказку в книге последнего.

– Она открылась как раз на нужной странице. Это же шутка…. Вот….

– То есть надо понимать, и магическая книга пошла против воли хозяина.

– Именно. Он ведь с ней плохо обращался, я писал об этом вначале. Ставил тарелки с супом в наказание за первоначальную несговорчивость… – Юлия фыркнула и тут же отвернулась.

– А вот это совсем не смешно. Уважающий себя колдун на такое не пойдет, а задумается прежде, что от этого супчика с его желудком будет. Если бы колдун поступал так с самого начала, до поединка с героем, он бы просто не дотянул.

– Да он же зазнался, стал допускать нелепые ошибки, считая, что ему все позволено – попытался выгородить своего антигероя Иван. Голова у Хохрякова начала кружиться.

– Но в своих чародействах, заметьте, как нарочно, нигде не ошибся. Даже когда колдовал против себя. А ведь всякий колдун, даже начинающий юнец, прежде всего двадцать раз проверит возможную опасность, исходящую от приготовляемого зелья, а уж только потом начнет его варить. А у вас…, – Иван молчал, подавленный невообразимой аргументацией собеседника. Трисмегистов, посмотрев выразительно на журналиста, продолжил: – И потом. Сами заклинания.

– А что они?

– Вот именно – что. Они же подлинные. Настоящие. По ним можно работать. И вы все это хотите публиковать, не изменив ни буквы, ни слова, ни ударения хотя бы. Послушайте, откуда вы их выкопали? Ведь не сами же изобрели.

Редактор произнес последние слова таким тоном, что у Хохрякова мурашки пробежались взад-вперед вдоль спины.

– Подождите, – немедленно возопиял Иван, – я не совсем понимаю, какое отношение…

– Самое простое, – в голосе Трисмегистова прозвенел металл. – Вы пихнули в текст заклятие, и даже не удосужились проверить, а что будет, коли его правильно произнести. У нас тираж сорок тысяч – вы думаете не найдется любопытного, который попытается ляпнуть его вслух?

– Но ведь… ну, скажите, кто сейчас верит в магию.

– Все, – ответствовал Трисмегистов, хлопнув свернутой в трубочку распечаткой по коленке. От этого хлопка Хохрякову стало дурно. – Иначе не читали бы наш журнал и подобные ему. Не покупали бы всяких «основ обеих магий», «гаданий на каждый день» и подобной белиберды на развалах. Так я спрашиваю, откуда у вас книга?

Только теперь, с километровым запозданием, до Ивана начала доходить вся серьезность поставленного вопроса. Когда он снова попытался за шуткой уклониться от ответа, то получил дикую головную боль и открытый в корчах правильного ответа рот. Ноги уже готовились отправиться в поспешное бегство, но вот предательский язык, пометавшись по гортани, выложил название книги, купленной не так давно на домашней распродаже. Молодая хозяйка за бесценок распродавала нехитрые пожитки, пытаясь тем самым хоть частично компенсировать расходы на похороны своего дяди, жившего в старом полуразвалившемся доме долгие годы совершенным бирюком. Иван возвращался с задания редакции, увидел самодельную табличку на калитке; разглядев старинные фолианты, решил завернуть, а потом долго копался среди пахнущих пылью томов, пока, наконец, не наткнулся на этот. Самый толстый, в кожаном переплете, с застежкой. Буквально легший в руки. Тогда он расплатился с женщиной всем, что наскреб в карманах.

– «Окулюс мунди»1, – прохрипел Хохряков. – 1598 год, издание второе, исправленное и дополненное, – после чего попытался натурально прикусить себе язык от чрезмерной говорливости – не получилось. Редактор аж крякнул, услышав это название.

– Так… значит, старик Гогенгеймов отбросил валенки. Странно, почему же я не узнал об этом?

– Мне еще предложили камень истины, – добавил Иван, по прежнему не в силах сдержать слов, – всего за пятьсот рублей. С таким указанием, – положить в ведро воды на пять минут, и через указанное время в ведре образуется водка. И не какая-то из Осетии, а самая что ни на есть кристалловская. Если колодезной воде дать настояться, то будет просто как очищенная молоком, мягкая, лучших сортов….

Редактор стукнул пальцами по губам, и Хохряков замолчал на полуслове. Более того, рот его скривился так, словно он съел ну очень незрелую хурму, да не одну, а с десяток. Говорить он все еще хотел, но уже не мог. Впрочем, сказанного и так было предостаточно.

– Ваш учитель, – заметила Юлия, скользнув взглядом по нервно дергавшемуся лицу Хохрякова. – От него вы, как лучший ученик, получили золотой кадуцей.

– Ну уж, – поморщился и Трисмегистов, – учитель. Ты же знаешь, насколько мы не сходились во взглядах, я рассказывал тебе о вечном его затворничестве и боязни всякого серьезного магического действа. Поэтому я и бросил старика Гогенгеймова, что он больше баловался, местным помогал, то дождь вызывал, то корову лечил, чем по настоящему пользовался своим колоссальным знанием. И вот дожил, бибиторский камень изобрел, голубую мечту всех алкашей и пьяниц, и назвал как – камень истины. Ну конечно, где ж ему оную еще-то искать… – и редактор выразительно махнул рукой.

– Я слышала, он был о вас очень высокого мнения, и очень сокрушался о вашем уходе и о начавшейся вашей практике…. Может, потому, что вы….

– Коли сокрушался – сразу отдал бы книгу, она мне больше нужна была, нежели ему, когда я только создавал вот этот дом, открытых в любую часть света дверей. И окон тоже. Я не раз приходил с поклонами, но нет. Держал до последнего. Уперся, старый дурак, умерев даже, сделал все, чтобы она попала первому встречному. Но только не мне, как ты говоришь, лучшему ученику.

– Я слышала, ему не нравились ваши устремления….

– А мне его, так что это взаимно.

После этих слов Трисмегистов стремительно повернулся к Ивану.

– Ты ее читал? – Хохряков кивнул. – Всю? – новый кивок. – И что уяснил?.. Ах, да…

Щелчок пальцами. Рот Хохрякова перекосился в обратном направлении, обретя привычные формы, и давая возможность говорить. Но Иван молчал. Лишенный возможности бежать, возможности увернуться от ответа, он задумал иное. Дерзкая мысль о сопротивлении нежданно завладела им. Насколько это будет возможным, против могучей воли главного редактора журнала. И именно эта мысль, как показалось Ивану, и не давала раскрыть рта по новому требованию Трисмегистова. И именно она помогла подобрать нужный ответ:

– Уяснил, что вы ее просто так не получите.

Трисмегистов, наверное, минуту сидел молча, откинувшись в кресле и вытаращив на Хохрякова глаза. Потом встал: в комнате разом потемнело, словно, редактор затмил собой солнце. Юлия испугано вскочила со стула и выбежала в коридор.

– Ты что же, за дурака меня держишь, мальчик? Шутки думаешь со мной шутить? Не-ет, ты сейчас же пойдешь к себе домой, возьмешь книгу, оттуда, куда ты ее спрятал, и принесешь мне. Живо! Дверь открыта. Я сказал, живо пошел! Ну!